Блеснуло в безжизненных лунных лучах
С могилы, где спит музыканта прах,
Шепнуло мне: "Братец, минутку постой!" -
И вдруг поднялось, как туман седой.

То бедный скрипач, я его узнаю;
Он вышел и сел на могилу свою,
По струнам провёл иссохшей рукой,
Запел - и пронзителен голос глухой:

"Пой, скрипка, песню прошлых дней, -
в тоске внимало сердце ей
и обливалось кровью.
Зовёт её ангел блаженством небес,
Мученьем адским зовёт её бес,
Зовут её люди любовью".

Лишь замер последнего слова звук,
Разверзлись все могилы вдруг,
И тени спешат к музыканту толпой,
И грянул пред ним хоровод гробовой:

"О любовь, ты колдовством
Загнала нас в тёмный дом,
Усыпила мёртвым сном, -
Эй, на зов твой мы встаём!"

И всё это, воя, воркуя, ворча,
Летает и пляшет вокруг скрипача,
И с хохотом диким сплетается плач;
И бешенно дёрнул по струнам скрипач:

"Браво, браво, тени, в пляс!
Друг за другом
Буйным кругом!
Клич волшебный поднял вас.
Мы таились много дней,
Будто мышь в норе своей.
Ну-ка, спляшем веселей,
Запоём!
Нет ли здесь чужих ушей?
Встарь немало мы глупили,
Дни в безумии губили,
Жгли сердца в огне страстей.
Нынче каждый пусть расскажет,
Как стряслась над ним беда,
Как мечтал он,
Как страдал он,
Почему попал сюда".

И тощий мертвец выступает из мглы,
И голос его - как жужжанье пчелы:

"Служил я подмастерьем
С аршином да с иглой,
Раз-два аршином мерил,
Проворно шил иглой.
Зашла к нам ненароком
Дочь мастера с иглой,
Мне сердце чёрным оком
Пронзила, как иглой".

Хохочет в ответ мертвецов хоровод,
Угрюмо второй выступает вперёд:

"Шиндерганно, Орландини,
Карл Моор и Ринальдини -
Вот кого я обожал,
Вот кому я подражал.

Я в самой любви - не скрою -
Верно следовал герою;
Распалял мои мечты
Образ девы-красоты.

Я любил, томясь и плача,
Но как только неудача -
Я с разбитою душой
Залезал в карман чужой.

И грозить мне стали власти, -
Оттого, что в злой напасти
Я всё чаще крал платки,
Чтоб смахнуть слезу тоски.

И тогда меня схватили
И, как водится, скрутили;
И тюрьма, святая мать,
Стала сына врачевать, -

Я и там, склонясь над пряжей,
О любви мечтал под стражей;
Тут Ринальдо тень пришла,
Грешный дух мой унесла".

Хохочет в ответ мертвецов хоровод,
И третий, под гримом, выходит вперёд:

"Любовников первых играя,
Подмостков я слыл королём.
Я нежно вздыхал: "Дорогая!" -
Пылал трагедийным огнём.

Я Мортимер был превосходный,
Я страстно Марию любил!
Но дева осталась холодной,
Ей был непонятен мой пыл.

И раз я, не выдержав боли,
"Мария, святая!" - вскричал;
И глубже, чем нужно для роли,
Вонзил в своё сердце кинжал".

Хохочет в ответ мертвецов хоровод,
Четвёртый, в кафтане, выходит вперёд:

"Профессор нам с кафедры нёс ахинею,
болтал он - и спал я у всех на виду.
Мне было в тысячу раз веселее
Гулять с профессорской дочкой в саду.

Она мне в окно улыбалась беспечно,
Лилия лилий, мой ангел земной,
Но лилию лилий сорвал бессердечно
Чёрствый филистер с набитой мошной.

Послал я проклятье богатым нахалам,
Я женщин проклял, откупорил яд,
Со смертью на "ты" перешёл за бокалом, -
И смерть усмехнулась: "Fiducit, мой брат!"

Хохочет в ответ мертвецов хоровод,
И пятый, с верёвкой на шее, идёт:

"Хвалился и чванился граф за вином:
Красива, мол, дочка, богат его дом.
Эй, граф, мне не нужен богатый твой дом,
Нужна только дочка мне в доме твоём.

Храпил их обоих засов да затвор,
Несли сторожа и собаки дозор.
Но что мне дозор, и засов, и затвор, -
Я лестницу взял и спустился во двор.

Я лезу в окошко к моей дорогой,
Вдруг слышу проклятья и брань за спиной:
"Эй, парень, что ищешь ты в графском дому?
Милы драгоценности мне самому!"

И с хохотом граф меня за ногу хвать!
Сбегается челядь! Куда мне бежать?
"Злодеи, не вор я, подите вы прочь,
Украсть я хотел только графскую дочь!"

Напрасно я рвался, напрасен был крик, -
Верёвку они приготовили вмиг.
И солнце взошло, и дивилось три дня,
Как ветер качает и треплет меня".

Хохочет в ответ мертвецов хоровод,
Шестой, с головою в руке, предстаёт:

"Любовь мне сердце жгла огнём,
Пошёл я в лес бродить с ружьём.
Кружился ворон надо мной
И каркал: "Голову долой!"

"Голубку подстрелю в лесу,
Моей возлюбленной снесу" -
Так думал я, и всё шагал,
И дичь в лесу подстерегал.

Кто там воркует? Голубок?
Иль сразу двух я подстерёг?
Взведён курок, подкрался я:
Гляжу - она! Любовь моя!

Моя голубка! С ней - другой,
Он стройный стан обвил рукой...
Не промахнись теперь, стрелок, -
Пиф-паф, подстрелен голубок!

И вынес приговор мне суд, -
На плаху молодца ведут.
И ворон хрипло надо мной
Прокаркал: "Голову долой!"

Хохочет в ответ мертвецов хоровод,
И сам музыкант выступает вперёл:

"Мне песенка встарь полюбилась,
Я пел для моей дорогой,
Но если сердце разбилось -
И песням пора на покой".

И призраки с хохотом ринулись в пляс,
И небо неистовый хохот потряс;
Но пробило час на церковных часах,
И призраки с воем исчезли в гробах.